Не менее напуганные глаза его хозяина глядели сквозь кухонное окно на удаляющуюся родную деревню.
– Куда же мы полетим? – обратился Михаил к Прохору. – На выставку народных достижений?
– Ни в коем случае! Если люди (что профессора, что простой люд) и узнают обо всём – смысла никакого не будет, это гарантированно на все времена! Есть только один верный вариант: продать это изобретение подороже, какому-нибудь богатому любителю подобной «экзотики» – коллекционеру научных достижений.
А на вырученные деньги – построить путёвую мастерскую-лабораторию для новой, настоящей работы и хорошенько повеселиться!
– Холодновато становится, – заметил Ромашкин. – Высоко мы уже… Может, печку растопить?
– А почему бы и нет?!
Вдохновение Клюева росло. Он мечтал вслух, о новом оборудовании для новой мастерской; о каких-то, известных только ему, материалах и жидкостях с непонятными названиями; о признании его заслуг перед человечеством (этим же самым человечеством, в лице отдельных лиц научного содружества).
Брёвна в печке трещали, и скоро в «летающем доме» стало совсем тепло, от чего ощущения от фантастического полёта сделались ещё ярче и ощутимо приятнее.
– Пора бы и перекусить, – вспомнил Михаил.
– Обед, я думаю, ещё не совсем остудился. На плите – суп, приготовленный мною с помощью моих новейших, ещё не испробованных, рецептов. Прошу, как говорится, к столу, отведать сей эксперимент!
Клюев разлил по тарелкам, неописуемую ни какими красками густую жидкость.
– Угощайтесь! Блюдо называется: «Космическое наслажденье».
– Хм-м, выглядит не очень аппетитно, но на вкус – готов поклясться! – ничего вкуснее я в своей жизни ещё не пробовал! – провозгласил, облизывая ложку, Михаил. – Что это за блюдо?
– В состав этого супа входит, по меньшей мере, три сотни ингредиентов. Химические элементы которых подобраны так, чтобы, насыщая организм нужным количеством калорий, усиливать умственную деятельность и даже, возможно, вызывать в человеке телепатические способности.
– Даже телепатию?
– Вот именно! Ещё добавки?
– С удовольствием!
Михаил подставил свою тарелку под половник новоиспечённого повара, но тут довольная гримаса его лица потемнела и он, вздохнув, добавил:
– Эх, жаль Бима с собой не взяли. Он там голодный сидит…
– Бим! Да как же я мог про него вдруг забыть?! – схватился за голову Клюев. – Прости меня, дружище, я немного запарился… Нажимай скорее на вторую кнопку пульта!
– И мы полетим вниз? – спросил Миша с опаской.
– Нет, что ты! Механизма для нашего приземления, я ещё не изобрёл…
– Как так?!
– Нажимай, нажимай!
– На синюю?
– На синюю.
Ромашкин ткнул пальцем в пульт и зажмурился. Через пару минут из-за входной двери послышался хорошо знакомый визг и лай. Прохор открыл дверь. Бим, полный собачьей радости смешанной с диким испугом, ворвался вместе с цепью и будкой в комнату, и бросился с ласками к своему хозяину.
– Ну, ладно… ладно… – пытался Михаил унять собачонку, похлопывая по лохматой шерсти. – Напугался, бедолага? На-ка, покушай.
Казалось, «космическое наслаждение» действительно действовало! И хозяин с собакой быстро находили общий, телепатический язык.
Да будет всем известно, Земля имеет шарообразную форму теперь– то мы имеем право утверждать это вслух, не боясь поплатиться жизнью за свои убеждения, как когда-то Джордано Бруно! – она вращается вокруг своей оси достаточно быстро, соответственно, солнечное присутствие не может быть постоянным над какой-либо одной, определённой точкой её поверхности. Короче – дело близилось к закату. Шурик Ложкин, как обзывали Сашу Ложкарёва почти все жители посёлка, забыв про свою возлюбленную, местную продавщицу Ленку, к которой «записался» на очередное свиданье, широко раскрыв свои карие глаза (ротозейную часть, разумеется, тоже), смотрел неотрывно в небесную синь. Примерно полчаса прошло с той поры, как нависло над его головой недвижимое (или уже движимое?) имущество Михаила Ромашкина, вместе со своим хозяином, его лопоухой собачонкой и их сумасшедшим гостем.
– Прохор! – умолял Ромашкин. – Ну, придумай же, скорее, как нам опустится обратно на землю! Желательно, на мой же собственный участок: улица Лесная, дом 34. Сейчас ветра нет, мы уже не летим; висим над соседской деревней. Вон, люди глазеют! Любуйтесь-любуйтесь, олухи! Вам такое и не снилось! Если поднимется ветер, нас может унести неизвестно куда… а у нас даже компаса нет.
Ещё пару часов назад он и не представлял, что самочувствие его так сильно переменится в нехорошую сторону. Но, вот, осмыслив ситуацию, и поняв, что путей к отступлению в проекте, увы, не предвиделось, панические настроения стали овладевать организацией всего Мишиного перенервничавшего организма не на шутку!
– Зачем я его вчера в дом впустил? – спрашивал он то и дело у кого-то невидимого, глядя то в пол, то в стену. – Боже мой, как было всё замечательно, тихо и гладко, до этого сегодняшнего злополучного дня!
Клюеву было некогда вникать в мольбы удручённого жизненными обстоятельствами товарища, его неутомимая работоспособность, похоже, достигла своего наивысшего, триумфального апогея!
По всему облику изобретателя, не возможно было не догадаться, что он нашёл какую-то зацепку, какую-то, невидимую глазу простого смертного, нить, и теперь не отступится от неё – ни за что на свете!
Прохор бегал вокруг стола, что-то чертил, перечёркивал, снова чертил, перечёркивал… Постоянно разговаривая с самим собой на малоизученном языке провинциальных изобретателей, переливал разноцветные жидкости, из мензурки в мензурку, из колбы в колбу, а из колбы на стол и на пол.